Леонид Каганов, 1996

ШАРФ, МУХА И ЗАДАЧНИК

Вправо, влево, петелька, поворот. Подтянуть ниточку. Вправо, влево, петелька. Наверно это будет шарф с нелепым квадратным узором. Бабушка его вяжет вот уже неделю. Сидя в плетеном кресле в углу комнаты, она терпеливо наматывает на спицы виток за витком. Вот она наклоняет голову и оглядывает комнату поверх очков:

— Ну что, Павлуша, ты кончил?

Посередине комнаты стоит круглый обеденный стол, за которым сидит рыжий стриженный шестиклассник с бледным веснушчатым лицом и грызет карандаш. Перед ним раскрытый задачник и тетрадка. На лице его застыло выражение покоя, он наблюдает полет мухи вокруг люстры. Услышав вопрос, Павлуша мигом вынимает карандаш изо рта и густо краснеет.

— Я... нет еще. Я еще занимаюсь. — говорит он, тщательно выговаривая слова, — Мне еще осталось решить пять квадратных многоч... — Павлуша краснеет еще больше, — много чего осталось решить. Задач. Нам Марина Юрьевна задала.

Вправо, влево, петелька. Бабушка сочувственно качает головой:

— Ох, и сколько же она вам дала?

Павлуша краснеет снова.

— Задала задач много. Десять.

— А ваша бывшая, Елена Семеновна, меньше давала?

Павлуша краснеет.

— Она задавала задач тоже десять.

В комнате воцаряется тишина. Лишь муха набрасывается на лампочку и отскакивает обратно, получая тяжелые ожоги.

— Опять трубы у подъезда кладут, — неожиданно произносит бабушка, — весь тротуар перекопали. Я сегодня шла в магазин и по дороге так трахнулась!

Бабушка откладывает в сторону шарф и начинает рассматривать синяк на левой ноге. Павлуша от неожиданности подпрыгивает на стуле и краснеет.

— Шла я уже не помню зачем, — продолжает бабушка, — А! За яйцами!

Павлуша густо краснеет и смотрит на свои кроссовки.

— Да, за яйцами, — продолжает Бабушка, — и вот яиц не достала, и трахнулась.

— Ба... — вздрагивает Павлуша, но голос срывается на писк, — Бабушка, я занимаюсь, не мешай мне!

— Не буду, не буду! — спохватывается бабушка и вновь берет шарф.

Павлуша ставит учебник вертикально и отгораживается им, пригибаясь к столу. Выше учебника торчит только рыжая стриженная макушка, да иногда появляется цепкий бегающий глаз. Влево, вправо, петелька, подтянуть ниточку. Вот мелькание спиц замедляется. Бабушка снимает очки, щурится, снова надевает и пристально разглядывает шарф.

— О, вот это сплоховала. Пожалуй здесь я спущу.

— Что? — немедленно вскакивает рыжая макушка над учебником.

— Ничего, ничего, это я про себя. — торопливо говорит Бабушка, — занимайся, Павлушенька.

Макушка недоверчиво опускается. Муха берет разгон, с треском врезается в темное оконное стекло и валится на подоконник, ошеломленно шевеля лапками. Постепенно макушка склоняется все ниже и внутри загородки-учебника слышно как шуршит по бумаге авторучка. Муха уже поднялась на ноги и сосредоточенно массирует шею. Бабушка наматывает виток нитки на палец и ловко нанизывает на спицу. Ей хочется поговорить.

— Когда-то, еще до войны, я с соседкой жила в Гомеле... — начинает она размеренно.

— Ай! — взвизгивает стриженная макушка и заходится в кашле.

— Что? — подпрыгивает бабушка от неожиданности.

— Да нет, ничего, просто так неожиданно вслух...

— Ой, прости Павлушенька, забыла опять, дура старая. Занимайся.

Муха с победным жужжанием взлетает и начинает носиться по кругу, монотонно чиркая головой об потолок.

— Ох, намаялась я, — произносит Бабушка, — пойду сосну.

Из-за учебника раздаются вхлипывания.

— Павлушенька, что с тобой?

— Ничего... — над учебником появляется голова со страдальческими глазами.

— А чего ты такой красный и взъерошенный как петух?

— Да что ты мне все время говоришь такое? — взрывается Павлуша.

— Что, не смог ни одного? Ну не расстраивайся, с каждым бывает. Пойдем-ка с тобою лучше спать, утро вечера мудреннее, а завтра с утра попросим тетю Галю с тобой заняться.

— Да не пойду я спать! Все у меня решается, только не мешай! — в его глазах блестят слезы отчаяния.

— Смотри, опять с утра головка болеть будет.

— Бабушка! Прекрати!!!

— А ты не кричи на бабку-то! Не кричи! — обижается Бабушка.

— Прости. — Виновато затихает Павлуша.

— Бедненький, — вздыхает Бабушка, — вот времячко настало, детей сызмальства всему обучают. Мы в наши годы и не слыхивали такого. Ну ладно, ты поздно-то не засиживайся.

Бабушка встает с кресла и вразвалочку идет к двери. Пара глаз затравленно наблюдает за ней из-за учебника. Муха с тяжелым гудением пикирует внутрь плафона люстры, звонко дергается в раскаленном пространстве и затихает. Открыв дверь, Бабушка оборачивается:

— Пойду спать с Богом! — дверь закрывается.

Глухой стук — это рыжая голова изнеможенно падает на тетрадку.

К О Н Е Ц

1996, Москва, Овес-конкурс