Леонид Каганов: дневник

     День в день через десять дней после прощания на набережной Стасик Руженко сидел в гостях у Анны-Марии и они решали задачки по геометрии. Вдруг ударил резкий звонок.
     - Уголовная милиция и следователь.
     Испуганная мама Анны-Марии распахнула дверь. Забегали шаги, застучали, стали входить, и в комнате оказалось масса народу. Двое в милицейской форме, один в черном пальто, с портфелем, а с ними — злорадный и бледный Женя Попов.
     - Так, Стасик и Анна-Мария, — произнес человек в штатском, затем он замялся и заговорил. — Очень неприятно. У нас есть ордер на обыск в вашей квартире и, — человек покосился на конопатую физиономию Стасика и докончил, — и арест, в зависимости от результата.
     Стасик прищурился и спросил:
     - А по какому обвинению, смею спросить, и кого?
     Человек почесал щеку и стал вычитывать по бумажке из портфеля.
     - По обвинению Руженко Станислава и Перепелых Анны-Марии в убийстве новорожденного младенца Хомки.
     Рыдания мамы Анны-Марии покрыли конец его слов. Произошло движение.
     - Ничего я не понимаю, — ответил Стасик, — какого такого Хомки? Ах, виноват, этого моего хомячка, которого я вырастил в инкубаторе из куриного яйца, плюнув туда пару раз?
     - Простите, Стасик, не хомячка, а когда он уже был человеком. Вот в чем дело.
     - То есть он пищал и сучил конечностями? — спросил Стасик. — Это еще не значит быть человеком. Впрочем, это не важно. Хомка и сейчас существует, и никто его решительно не убивал.
     - Стасик, — очень удивленно заговорил черный человек и поднял брови, — тогда его придется предъявить. Десятый день, как пропал, а данные, извините меня, очень нехорошие.
     - Анна-Мария, будь добра, принеси Хомку следователю, — сказал Стасик.
     Анна-Мария, качнув челкой, вышла.
     Когда она вернулась и посвистала, за ней из двери детской выполз крупный хомячок странного качества. Пятнами он был лыс, пятнами на нем росла шерсть. Вышел он, как ученый циркач, на задних лапах, потом опустился на все четыре и осмотрелся. Гробовое молчание застыло в приемной, как желе. Один из милиционеров вдруг перекрестился размашистым крестом и, отступив, сразу отдавил маме Анны-Марии обе ноги.
     - Я ничего не понимаю, — растерянно сказал черный и обратился к первому милиционеру. — Это он?
     - Он, — беззвучно ответил милиционер. — Форменно он.
     - Он самый, — послышался голос Жени Попова, — только, сволочь, оброс.
     - Но почему же? — тихо осведомился черный человек.
     Стасик пожал плечами.
     - Наука еще не знает способов синтезировать людей в хомячьем инкубаторе из плевков и куриных яиц. Вот я попробовал, да только неудачно, как видите. Генетика.
     - Неприличными словами не выражаться! — вдруг пискнул хомячок и оскалился, сверкнув зубом болотной гадюки.
     Черный человек внезапно побледнел, уронил портфель и стал падать на бок. Один милиционер подхватил его сбоку, а другой сзади. Произошла суматоха, и в ней отчетливей всего была слышна фраза Стасика:
     - Женю Попова я завтра на переменке собственноручно сброшу с лестницы.
     И Жени Попова:
     - Прошу занести эти слова в протокол.