Леонид Каганов: дневник

Стругацких я перечитываю тщательно и регулярно. И в учебных целях — для правки стиля, и просто для удовольствия. Причём, всякий раз открываю новый пласт. В детстве моё внимание конечно полностью занимали бластеры, пауки и сучьи погремушки, а раздражало отсутствие сюжетных концовок, где бы темы пауков и погремушек полностью раскрывались. Чуть позже я стал ценить настоящие сюжетные линии и смысловые слои, которых с каждым разом находил все больше. Недавно я в очередной раз прочитал «Жук в муравейнике». Увидел много для себя нового, и опять всё понял иначе. Чем и поделюсь.

Если сейчас, оглядываясь назад, попытаться кратко сформулировать суть эпохи российского социализма, то можно увидеть три самых ярких свойства: ГЕРОИЗМ, ДЕФИЦИТ, ХАМСТВО. И замечательный «Мир Полдня» унаследовал все три в полном объёме.

Забегая вперёд, сразу скажу, что я вовсе не критикую Стругацких — по причинам, изложенным ниже, я уверен, что все это входило в их замысел. Но вернёмся к миру будущего — доброму, свободному, справедливому, тому самому миру, в котором с детства так мечталось когда-нибудь оказаться. Перечитав «Жука в муравейнике», я с великим удивлением понял, что мне в таком мире жить не хочется. Почему? Что могло измениться? Неужели добро, честность и свобода вышли из моды или нас всех развратила буржуазная собственническая мораль? И да и нет одновременно. Точнее так: открывшаяся нам западная мораль заставила слегка пересмотреть понятия добра, честности и свободы. Так наверно жители Коммунистической Кореи были бы безмерно удивлены, узнав, что всеобщее утреннее построение вдоль бараков для исполнения Гимна Свободной Страны может для какого-то иностранца совсем не выглядеть признаком свободы... А что? Ведь и мы сами, все мое поколение, считало нормальным, когда в среду нас заставляли приходить в школу на сорок минут раньше на занятие «политинформацией» чтобы почитать вслух вырезки из газет и поужасаться угнетением свобод в капиталистическом мире.

Итак, героизм, дефицит и хамство. И «Жук в муравейнике» как уникальное зеркало, отразившее всю суть нашего социализма.

ГЕРОИЗМ

В самом широком смысле — это не только героизм, но и весь культ, вся идеология, и пафос. С развалом Союза мы конечно потеряли часть классического героизма, а заодно немного совести. Но зато мы лишились бессмысленной и кровожадной государственной машины, руководствующейся не здравым смыслом, а путеводным знаменем.

Родители Льва Абалкина не существовали — по крайней мере в обычном смысле этого слова. Возможно, они не существовали вообще. Cорок с лишним лет назад Стелла Владимировна и Вячеслав Борисович в составе группы «Йормала» на уникальном звездолёте «Тьма» совершили погружение в Чёрную Дыру ЕН 200056. Связи с ними не было, да и не могло быть по современным представлениям. Лев Абалкин, оказывается, был их посмертным ребёнком. Конечно, слово «посмертный» в этом контексте не совсем точно: вполне можно было допустить, что родители его ещё живы и будут жить ещё миллионы лет в нашем времяисчислении, но, с точки землянина, они, конечно, все равно что мертвы. Когда стало ясно, что погружение удалось, что они более не вернутся, клетку активировали, и вот на свет появился Лев Абалкин.

Вопрос: вы ничего не видите странного в этой небольшой истории? И я раньше не видел. А тут вдруг накатило: господа, это же полный экзистенциальный ужас. Группа людей, молодые семейные пары, убили себя об черную дыру — подошли к колодцу и прыгнули без всякого смысла. Научный эксперимент, скажете? Исследование? Получение ценной информации об окружающем мире? Не обманывайте себя, вот же черным по белому: «связи с ними нет и не могло быть». Все понятно? У этой акции была лишь одна цель: написать в правительственном отчете, что связь прекратилась, и потому «стало ясно, что погружение удалось».

ДЕФИЦИТ

Дефицит тоже широкое понятие, это не просто отсутствие товара в магазине. Это отсутствие услуг, сервиса, оборудования — всего, что нужно для жизни. И отсутствие по причине того, что никто этим не озаботился, никто лично не заинтересован в том, чтобы решить проблему. «Свободных стульев в помещении не было, равно как и кресел, диванов, кушеток и скамеек.» Нет, я конечно все понимаю, но когда читаешь, как герои жалуются, что нуль транспортировка третий день не работает... Не надо про нейтринные поля, прошу. Это стандартная байка службы сервиса. Нет таких полей, чтоб третий день не работал интернет, трое суток не взлетали самолеты и неделю не ходили поезда.

Огромный куб музея из неотесанного мрамора весь влажно сверкал под солнцем. Ещё издали я увидел перед главным входом небольшую пёструю толпу, а подойдя вплотную, услыхал недовольные и разочарованные восклицания. Оказывается, музей был закрыт для посетителей по случаю подготовки какой-то новой экспозиции. Толпа состояла главным образом из туристов, но особенно негодовали в ней научные работники, выбравшие именно это утро для того, чтобы поработать с экспонатами.

ХАМСТВО

Трудно сказать, советская это черта или чисто российская. Но действительно иностранцы удивляются, почему у нас не принято улыбаться незнакомым прохожим. А у нас — да, не принято.

Свободных стульев в помещении не было, равно как и кресел, диванов, кушеток и скамеек. Журналист Каммерер посмотрел на Александра_Б. Александр_Б. смотрел на него с прежним безразличием, не обнаруживая ни тени намерения быть любезным или хотя бы просто вежливым. Это было странно. Вернее, непривычно. Но чувствовалось, что здесь это в порядке вещей.

Пусть журналист Каммерер не обманывает себя — это не странно, это привычно в этом мире. Более того, было потрясающе вдруг обнаружить, насколько в книге о благополучном мире будущего все хамят друг другу! Не замечали? Я тоже. А ведь вдумайтесь, они не только хамят, они чуть ли не морды бьют:

И больше всего на свете мне хочется сейчас прошипеть: «С-сскотина!..» и со всего размаха, с рыдающим выдохом залепить оплеуху по этой унылой, дурацкой, упрямой, безмозглой лобастой башке.

Помните, за что? Спутник-негуманоид куда-то там побежал, ослушавшись команды, в опасное место. Но это еще мелочи, нервная ситуация, оперативная работа. А вот вполне бытовая сценка:

Едва поздоровавшись, фактически не давши старому учителю раскрыть рта, он обрушился на старика с саркастическими благодарностями. Он язвительно благодарил несчастного Сергея Павловича за те неимоверные усилия, которые тот якобы приложил, чтобы убедить комиссию по распределению направить абитуриента Абалкина не в Институт зоопсихологии, а в школу Прогрессоров, каковые усилия увенчались блистательным успехом и сделали всю дальнейшую жизнь Льва Абалкина столь безмятежной и счастливой. Потрясенный старик за столь наглое извращение истины закатил, естественно, своему бывшему ученику оплеуху.

Ключевое здесь: естественно. Ведь это так естественно сходу заехать ученику в рыло за разные там язвительные благодарности, которые тот при встрече начал высказывать.

Но пышнее всего цветет хамство там, где люди стоят на разных ступенях социальной лестницы. Здесь все, как положено: высшие хамят, нижние — лебезят и пресмыкаются. Учитель — бьет ученика. Экселенц говорит с Каммерером всегда только хамским тоном. Похоже, иначе не умеет. Каммерер, разумеется, с ним кроток, но собственным подчиненным просто открыто хамит при каждой встрече без исключений:

Андрей и Сандро все ещё дожидались меня и были потрясены, когда я переподчинил их Клавдию. Они даже заартачились было, но беспокойство моё не проходило, я рявкнул на них, и они удалились, обиженно ворча.

Около 18.00 ко мне ввалились (без предупреждения) Андрей и Сандро. Я спрятал папку в стол и сразу же строго сказал им, что не потерплю никаких деловых разговоров, поскольку теперь они подчинены не мне, а Клавдию. Кроме того, я занят. Они принялись жалобно ныть, что пришли вовсе не по делам, что соскучились и что нельзя же так. Что-что, а ныть они умеют. Я смягчился. Не подавая виду, я дал им войти в раж, а затем, в самый кульминационный момент, когда они уже решили, что их начальник вполне готов, предложил им убираться вон. И я бы их выгнал, потому что здорово разозлился...

Но хамство вышестоящего к подчиненному — это лишь крохотная верхушка айсберга. Самая же песня — хамство государства к отдельному человеку. Тоталитарное государство решает, что надо человеку, что не надо, где и кем ему следует работать, что ему следует знать, а что нет. Даже если это касается его самого:

А ведь тайна Льва Абалкина — это вдобавок еще и тайна личности! Совсем плохо. Самая сумеречная тайна из всех мыслимых — о ней ничего не должна знать сама личность... Простейший пример: информация о неизлечимой болезни личности.

А слежка? Эта восхительная слежка, бесконечные органы внутренних дел, которые контролируют каждый чих?

— Я хотел бы знать, Бромберг, — сдавленным голосом произнес он, — зачем вам понадобились детонаторы.

— Ах, вы хотели бы это знать! — ядовито прошептал доктор Бромберг и подался вперед, заглядывая Экселенцу в лицо с такого малого расстояния, что длинный нос его едва не оказался в зубах у моего шефа. — А что бы вы еще хотели обо мне знать? Может быть, вас интересует мой стул? Или, например, о чем я давеча беседовал с Пильгуем?

Упоминание имени Пильгуя в таком контексте мне не понравилось, Пильгуй занимался биогенераторами, а мой отдел уже второй месяц занимался Пильгуем.

На этой строке я едва ли не прослезился от умиления. Вдумайтесь: инженер Пильгуй занимался биогенераторами, а весь отдел чекистов второй месяц занимался Пильгуем! Нет, братцы, это кошмар, жить в таком мире и считать, что это самый счастливый из всех миров. И просто удивительно, как я раньше этого не видел, читая эту книгу.

Здесь надо сказать, что Стругацкие всегда отличались большой осторожностью и глубиной иносказаний. Помню, меня лет пятнадцать назад в очередной раз восхитила «Попытка к бегству». Раньше-то я ее читал как рассказ про фашистов, там так и было написано: про фашистов. Но в начале 90-хх я перечитывал ее после Солженицына, и был потрясен той ловкостью, с которой авторы цитировали буквально фразы из «Архипелаг Гулаг», все эти «джутовые мешки» (sic!), но в этом страшном рассказе о сути сталинских лагерей умудрились в самом конце, в самом последнем абзаце криво налепить строчку про «концлагерь фашистов», и ловко убрали с дороги всех цензоров, которые бы вздумали придраться.

Да и фантастику ли писали Стругацкие? Не здесь ли сказано самым прямым текстом:

Мне претят все эти фантастические кунштюки, все эти таинственные программы, составленные кем-то там сорок тысяч лет назад, которые, видите ли, включаются и выключаются по непонятному принципу, все эти мистические внепространственные связи между живыми душами и дурацкими кругляшками, запрятанными в футляр... Меня с души воротит от всего этого!

И со временем понимаешь, не было никаких дурацких кругляшков, не было никаких зловещих «странников», которые проводят чудовищные эксперименты над людьми, не было всех этих «фантастических кунштюков», которые маскируют главный смысл «Жука в муравейнике». А на самом же деле это откровенно диссидентская повесть 1979 года о коммунистическом государстве во главе с кровавой гэбнёй. Абсолютно сумасшедшем, параноидальном государстве, которое организует шпионские сети чтобы тайно творить историю в соседских государствах, и делает это ровно с той же силой, с какой боится, что кто-то зашлет шпионов сюда. Повесть о государстве, которое всю жизнь травило любого отдельно взятого человека, не давало ему заниматься своим делом, а потом убивало. Что же касается всех этих «странников», которых никто никогда не видел... там четко даны подсказки, которые я почему-то раньше не замечал: «странник» — это всего лишь общеизвестная кличка товарища полковника Сикорски. Фактически Стругацкие написали антиутопию, как делали Оруэлл, Замятин и Хаксли. Но только зашифровали ее так умело, что продолжали считаться хорошими советскими фантастами, пишущими о коммунистическом обществе будущего, которое борется с загадочными явлениями и внешней космической угрозой. И мне жаль, что прошло столько лет, прежде, чем я дорос до правильного понимания авторского замысла.