Леонид Каганов: дневник

В сети пишут, будто в связи с новым законом книжные площадки рассылают авторам книг предупреждения следующего содержания:

 

Вы наверняка слышали, что 24 ноября 2022 года Государственная Дума РФ приняла в третьем чтении закон о запрете информации, пропагандирующей нетрадиционные сексуальные отношения. Закон пока что не вступил в силу, однако, он станет действовать с момента опубликования, поэтому мы пишем уже сейчас.

За нарушение положений этого закона предполагается наложение на физическое лицо (в нашем случае – автора книги) штрафа в размере до 200 000 RUB.

Мы заботимся о вас, поэтому настоятельно рекомендуем проверить вашу книгу. Если в тексте, на обложке, в иллюстрациях или в выходных данных содержится информация, которую можно счесть относящейся к нетрадиционным сексуальным отношениям, то книгу нужно обязательно снять с публикации.

Сделать это нужно в течение 5 календарных дней после получения этого письма.

Вот список тем, под которые может попасть текст, обложка, аннотация, иллюстрации или выходные данные вашей книги:

— информация о привлекательности нетрадиционных сексуальных отношений или предпочтений;

— информация, формирующая искаженное представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений;

— информация о смене пола.

После снятия книги вы сможете исправить моменты, которые попадают под нарушение закона, и заново отправить книгу нашим модераторам на проверку.

Книга будет проверена в соответствии с новым законом. В каждом случае мы постараемся дать вам рекомендации по правкам, если они будут.

Не знаю, правда это или нет, но я на всякий случай полез проверять свою новую книгу «Путь на Шелл» о космическом путешествии генетически-модицифированного разумного пингвина Кеши в мире людей и роботов 23 века.

И к своему ужасу нашел много информации о привлекательности нетрадиционных сексуальных предпочтений, искаженное представление о равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений, а также информацию о смене пола, биологического вида и даже электромеханического. Вот несколько примеров наобум из разных глав:

 

— Дважды бинго! — восхитился Октопус. — Мы собрали в одну корзинку почти все права самых ущемленных меньшинств! Кеша, ну а что у нас с гендером, кем себя ощущаете?

— Птицей, — мрачно сказал Кеша.

— Редчайший гендер! Ну а сексуальная ориентация? Что возбуждает? Ну так, по честному, здесь все свои...

— Разумные пингвинихи.

— Представить трудно более маленькое сексуальное меньшинство! Секс с разумными пингвинами! Где таких найти?

— Нигде, — горестно вздохнул Кеша. — Поэтому я до сих пор девственник.

— Девственник! Сто раз бинго! — восхитился Октопус.

 

Ее грудь — такая большая красивая и мягкая — вдруг щелкнула под рукой Хомы и разошлась в разные стороны. Хома сперва не понял — сперва он решил, что на Инне-Галине надет лифчик телесного цвета, как иногда надевают современные женщины во время секса по непонятным причинам, и сейчас этот лифчик она расстегнула. Но нет — две большие грудные чашки, сделанные из приятного теплого материала, просто разошлись в стороны словно дверцы старинного шкафа, а внутри блестели клеммы аккумулятора, блок предохранителей, сервисные порты, заправочные штуцеры, а под ними виднелись аккуратно уложенные вязанки проводов и трубочек.

Хома подпрыгнул как ошпаренный и сел на кровати, машинально натянув одеяло по грудь.

— Ты… — выдавил он. — Ты чего?!

Лицо Инны-Галины оставалось по-прежнему очаровательным, но ее взгляд теперь был стальным.

— Всё, испарились гормоны? — насмешливо произнесла она. — Уже не самая лучшая женщина?

Хома не знал, что ответить.

— У меня был сейчас секс с роботом? — испуганно спросил он.

— Тебя только это волнует...

Инна-Галина с чувством захлопнула створки груди, встала с кровати, подняла с пола одежду Хомы и кинула ему.

— Противно и мерзко, — произнесла она, ловким движением надевая свое платье. — Я думала, наконец встретила настоящего человека. Я думала, ты мужественный, понимающий… А ты… Ты… Кусок мяса на костях и тестостероне! Уходи из моей каюты, я не хочу тебя видеть!

Она села на кровать и закрыла лицо руками. Ее плечи беззвучно вздрагивали.

Хома сел рядом и приобнял ее, но она сбросила его руку.

— Убирайся!

Хома шумно выдохнул. Он не знал, что сказать.

— Просто это для меня так неожиданно… — Хома снова попытался обнять ее. — Я и не думал, что секс с роботом…

— Да ты даже ничего не понял! — зарыдала Инна-Галина, из глаз ее катились самые искренние капли физраствора. — Ты наверно всю жизнь думал, что роботы жужжат и пахнут машинным маслом, а не феромонами?

— Да нет же!

— Что ты вообще знаешь о роботах?!

Тут Хома пришел в себя.

— Послушай! — сказал он. — Я хорошо отношусь к роботам. Если хочешь знать, я вообще вырос среди роботов! Меня воспитали роботы! Я рос в семье роботов! Так получилось.

— Ты врешь, — всхлипнула Инна-Галина.

— D18F D183D0BCD0B5D18E D0B3D0BED0B2D0BED180D0B8D182D18C D0BDD0B0 D180D0BED0B1D0BED0BAD0BED0B4D0B5 — произнес Хома.

Инна-Галина замерла и уставилась на него, широко раскрыв глаза.

— D182D18B D183D0BCD0B5D0B5D188D18C D0B3D0BED0B2D0BED180D0B8D182D18C D0BDD0B0 D180D0BED0B1D0BED0BAD0BED0B4D0B53F!? — изумленно переспросила она.

Хома кивнул.

 

— Скажи, а я тебе совсем не нравлюсь? — спросила наконец Галина.

— Нравишься, — кивнул Кеша. Помолчал и добавил: — Очень нравишься.

— Но? — спросила Галина.

— Ты мой самый лучший друг, — сказал Кеша. — И самый близкий мне человек.

— Но? — повторила Галина. — Мы могли бы стать парой?

Кеша отвел глаза.

— Я боюсь, это испортит дружбу, — вздохнул он.

— Давай поговорим об этом! — настойчиво предложила Галина, глядя прямым чистым взглядом. — Тебя смущает, что я робот? Разве в нашем веке еще кто-то осуждает хомосексуализм?

— Да при чем тут хомосексуализм, — поморщился Кеша. — Я же не человек.

 

Это была самая красивая пингвиниха в мире.

Огромный белоснежный живот был покрыт, словно инеем, воздушными перышками и казался таким манящим и призывно надутым, словно воздушный шарик, зовущий в полет. Черные подушечки ласт кокетливо упирались в пол, а белая пуховая бахрома прикрывала их сверху, словно кружева. Крылья были такими короткими, плоскими и одновременно мускулистыми, что хотелось зарыться в них клювом и чесать целую вечность. Черная атласная спина была почти идеально круглой, но именно, что почти — едва заметные милые ямочки и холмики в нужных местах не позволяли отвести от нее взгляда. А ниже, ниже к хвосту, у черных перьев всё чаще встречались седые кончики, придавая невероятный объем и напоминая о звездных россыпях открытого космоса. Сам хвост — короткий, сильный — казался кистью великого художника, каждое движение которой — уже шедевр. Шикарное тело сверху мягко перетекало в изысканную голову с бесконечно милыми карими глазами и с насмешливо изогнутым кончиком клюва. Голова, словно от своей тяжести выгибала шею изящным крючком, и в глубине шеи, там где белый пух постепенно становился румяным, образовывалась восхитительная лукавая складочка. Бока клюва призывно сияли страстными оранжевыми полосками, люминесцентными и сияющими, словно наклейки на кроссовках. И такими же восхитительными были румяно-алые заушины по бокам головы, в которые хотелось уткнуться и так стоять, стоять вечность до полярного рассвета.

Кеша, забыв обо всем, гладил и ласкал Галину, и она отвечала ему. Они кружили, словно в танце, прикасаясь друг к другу телами, притоптывая ластами, и Кеша сам собой постепенно взбирался ей на спину, удивляясь, как красиво и ловко это получается.

 

С утра Галина вертелась перед зеркалом.

— Фу, — говорила она, разевая клюв.

— Что случилось? — насторожился Кеша.

— Я себе не нравлюсь.

— Почему?!

— Я толстая.

— Ты такая, как надо!

— У меня нос большой…

— Самый красивый, какой только бывает!

— Груди нет, талии нет...

— Ты лучшая в мире!

— Ты всем наверно так говоришь.

— Кому всем?! Только тебе!

Галина снова с сомнением оглядела себя в зеркале.

— Это просто потому, что тебе больше некому такое говорить. На всю Галактику я одна разумная пингвиниха. А был бы нас миллион? Разве ты бы выбрал меня?

— Конечно тебя! Кого же еще?!

— Ты бы выбрал живую, настоящую пингвиниху!

— А ты кто?!

— У меня всё искусственное. И ты всегда будешь знать, что у меня здесь, — она обхватила себя крыльями, — всё не натуральное…

Кеша схватился за голову:

— Да что ты сегодня несешь?! Зачем ты мне это говоришь, я же тебя люблю?!

— Не знаю, — вздохнула Галина, повернула голову и почесала клювом спину. — Настроение такое. Возможно, в моих алгоритмах включился какой-то гормональный пингвиний скрипт.

— Так выключи его!

— Не хочу! — Галина капризно топнула ластой.

Или даже вот:

 

— Но я бы все равно хотел показать вам свой генокод! Мой процент генов ашкенази — ровно половина!

— Ай, бросьте! — перебил раввин и поморщился как от зубной боли. — Раввинат не признает этих ваших генных анализов!

— Почему? — удивился Кеша.

Раввин укоризненно покачал головой:

— Мы останемся без богоизбранного народа, если начнем всех евреев проверять, кто еврей, и на какой процент!

— Но вы-то, ребе Левак, стопроцентный еврей по генетической карте?

— Даже не смотрел и смотреть не собираюсь! Гены-шмены... — поморщился раввин. — Вы на свой нос посмотрите!

Кеша непроизвольно ощупал крыльями свой клюв.

— Я и без генов вижу, что вы умный еврейский мальчик из приличной семьи! — продолжал раввин. — Кто ваш папа?

— Ну... — Кеша замялся. — Мне бы не хотелось о нем...

— Почему? Вы внебрачный ребенок? Он секретный физик?

— Я его... не совсем полностью люблю...

— Шо такое? — нахмурился раввин. — Вы еврей или нет? Все не любят папу! Но папа — это папа!

— Я знаю, но...

— Так кто он?

— Скажем так: он был известный в свое время ученый-генетик...

— Ай, цимес! — воскликнул ребе и поднял палец. — Я так сразу и подумал! Вот вам и весь генный анализ! Вот почему вы помешались на этих генах и рассказываете мне эти майсы... Ну а мамочка?

Кеша снова смутился.

— Скажем так… Она... никогда не работала... — осторожно подбирая слова, сообщил он. — Но она меня очень любит! Я летал ее навещать дважды в год. Теперь не знаю, когда ее снова увижу... — Кеша вдруг так расстроился, что шмыгнул клювом. — Я очень по ней скучаю!

Раввин умильно всплеснул руками.

— Настоящая еврейская семья! Прекрасные родители! Умный еврейский ребенок! А то — гены-шмены... Есть куда более важные признаки еврейства! Что у вас с поцем?

— С чем?

— С поцем. Шлонгом. Шмуком. С пиписей у вас что?

Кеша аж подпрыгнул. Его затылок даже сквозь перья заметно покраснел.

— Это очень личный и стыдный вопрос! — обиделся он.

— Нет ничего стыдного в еврейской традиции! На конце лоскут кожи, который лишний. Еврею положено от него избавиться в младенчестве. Но можно в любом возрасте. Если вы обрезанный — это гордость! Если нет — ничего стыдного, мы вас обрежем!

— Я не хочу это обсуждать! — Кеша нервно вскочил.

— Мы правда можем вас обрезать!

— Не можете!

— Можем.

— Не можете! Не можете! Никто не может!

— Подождите... — ребе Левак обиженно поджал губы. — Но как вы собирались принять иудаизм без обрезания? Это невозможно! Вы можете сомневаться в чем угодно, можете кричать, можете ходить в перьях, и в ластах, можете не верить в Него Самого, но... лишняя кожа на пиписе недопустима! Она должна быть обрезана!

— Да что вы вообще понимаете!!! — заорал Кеша. — Может, это самая главная трагедия всей моей жизни!!! Жизни, которую я имею несчастье проживать среди вашей долбанной фаллоцентрической культуры!!!

— Ой вэй... — пробормотал раввин и слегка отодвинулся от экрана.

— Все народы, вся человеческая культура зациклена на пиписе!!! — орал Кеша. — Вам пипися важнее бога!!!

— Ой... — Раввин даже вжал голову в плечи. — Я вас совсем не понимаю, молодой человек...

— Что не понимаете?!!! — истошно выкрикнул Кеша. — Я не молодой человек! Я не человек! Я не млекопитающее! Я птица! Птица! Что вам еще надо сообщить, чтоб вы наконец поняли? Как еще перед вами унизиться?!! Да, я птица!!!!!!!

Раввин осторожно покашлял.

— Ну... мы еще вчера с вами выяснили, — деликатно напомнил он, — что не имеет значения, птица вы или нет... У нас, знаете, есть и роботы раввины, и все обрезанные — вот раввин Глюкеншильд...

— У птиц нет члена!!! — с таким отчаянием выкрикнул Кеша, что поперхнулся и закашлялся.

Наступила пауза.

— Ай, вон оно что... — тактично произнес раввин и задумался. — То есть, крайней плоти у вас нет? Так значит, вы настоящий еврей! И мы найдем вам хорошую еврейскую девушку, это не проблема ни разу.

Кеша сразу успокоился и снова сел в кресло.

А это я только навскидку полистал. Страшно подумать, сколько подобного в этом романе-двухтомнике. А вы еще спрашиваете, почему я не хочу ее публиковать. Да потому что у меня нет столько раз по 200000 рублей на все эти штрафы. И это мы еще про оскорбления верующих не вспоминали. Евреи-то переживут, но за сцены, где Кеша принимает ислам и христианство, мне грозит тюрьма и кинжал.