Леонид Каганов: дневник

Кажися... Кажися, я выгляжу как идиот... Кажися...

Олег Куваев

Помню, в детстве мне больше всего на свете хотелось заполучить автограф Стругацких. Хотя, если быть совершенно честным, больше всего мне хотелось автограф Ван-Дамма. Стругацкие шли на втором месте. Ну а Цой уже за ними.

Со временем я забыл об этой мечте, и вспомнил только на Интерпрессконе (конвенте писателей-фантастов), когда прямо передо мной к Борису Натановичу шагнул человек с книжкой и взял автограф.

— Ух! — радостно выдохнул человек с книжкой, отойдя в сторонку и подмигнув мне. — Ради этого я и приехал на Интерпресскон!

Я занервничал. Суть моей поездки, так дивно начавшейся и так замечательно продолжающейся вот уже третий день, обесценилась в момент. Книжка с автографом Стругацкого. С автографом. Самого! Поставить на полку. Хвастаться. Автограф!!! И я поскакал по лестнице вниз, к книжному лотку — за необходимым материалом.

Выбрать книжку для автографа оказалось нелегко. Стругацких на прилавке томилось книжек пятнадцать, но все они у меня уже были, и давным-давно зачитаны до дыр. Тут я заметил книжку «переводы». И обнаружил в ней много интересного, и, в том числе, «День триффидов» — вещь, которая поразила меня в детстве не только масштабами идеи, но и великолепным слогом. Это многое объясняет, — решил я, и на всякий случай поискал в тексте отдельные особо красивые фразы, которые помнил наизусть. Фразы совпадали, это был именно тот перевод. Я без раздумий купил книжку, и лишь затем до меня дошло, что переводил-то Аркадий, и брать автограф Бориса не вполне уместно. С таким озабоченным лицом я шагнул во двор к бурлящему социуму и подошел к Владу.

— Влад! — сказал я, — У меня тут такая проблема, вот я как бы хочу взять автограф у Стругацкого, а книжка — переводы. Уместно ли это?

— Уместно, — кивнул Влад уверенно и поправил очки. — А может и нет, — он уверенно помотал головой и снова поправил очки. — Спроси вот у Митрича...

— Митрич! — сказал я, — Митрич! У меня большая как бы проблема. Я вот тут как бы задумал взять автограф у Стругацкого, а книжка вот такая вот: переводы его брата. Или они оба над этим работали?

— М-м-м... — меланхолично кивнул Митрич. — А ты найди кого-нибудь из «Люденов» и спроси у них. Они знают...

Через пять минут весь тусующийся социум уже знал о моей проблеме. Наконец я увидел Лукьяненко. Он внимательно выслушал мою печальную историю и немного подымил трубкой, задумчиво наклонив голову вбок. После чего махнул рукой:

— Нормально. Пойдет.

И я пошел искать Бориса Натановича. Это оказалось совсем нелегко. В промежутках между конференциями Борис Натанович находился в такой плотной скорлупе разнообразных собеседников, что подступиться к нему было невозможно. Запихнув громоздкую книгу за ремень брюк, а красный маркер в карман, я ходил так полдня. Пока не удалось пихнуть эти полуфабрикаты в сумку Митрича. Затем началась церемония вручения, стало не до автографа, и только вечером, в самый разгар банкета, Митрич, аккуратно раздвигая толпу своим фотоаппаратом, пробился ко мне, многозначительно повращал глазами в сторону выхода, поцокал языком и озабоченно сообщил: «Уходит. Только что ушел. У тебя последний шанс.»

Я отбросил в одну сторону рюмку, в другую — тарелку, в третью — интересного собеседника, схватил протянутый Митричем маркер с книгой, и бросился к выходу. Меня ждали козни архитектуры. Лестниц оказалось две, и я конечно выбрал не ту. Попал на первый этаж другого корпуса, побегал взад вперед, размахивая книжкой, и провел блиц-опрос. Уборщицы подтвердили мою догадку — не проходил!

Я бросился обратно, промчался по коридору и провел блиц-опрос никотиновых абстинентов на второй лестнице. Беги, может и успеешь! — одобрительно кивнули никотиновые абстиненты. Я бросился по коридорам, побежал по переходу, и в окнах со второго этажа заметил далеко во дворе, почти у самого горизонта, знакомый пиджак и характерные острые уши, исчезающие в двери автомобиля. Сердце сжалось. Я бросился из последних сил, спрыгнул на первый этаж, вынес входные двери, и в три прыжка оказался у машины.

— Брс Нтнч!!! — выговорил я, задыхаясь, — Извнт пжжж! Можно... автограф?

Борис Натанович отнесся к идее без особого энтузитазма.

— Где ж вы раньше были? — поморщился он.

— Да вот... — я развел руками, — Так...

— Ну? — Борис Натанович помахал ладонью, и я тут же положил на нее книжку.

— Конечно это как бы не очень удачная книжка, — пробормотал я смущенно. — В плане автографа конечно. Так-то конечно удачная. Но, к сожалению... все остальные... к счастью... как бы... наизусть... дома в шкафу... и...

— Да. — Борис Натанович вывел краткий росчерк и вернул мне книгу. — Здесь должен быть не мой автограф.

Хлопнул дверцей и уехал. Я долго смотрел ему вслед, затем развернулся и радостно зашагал в корпус, на банкет.

— Догнал? — спросил Митрич, увидив мое сияющее лицо и прижатую к груди книгу.

— А то ж!!! — я предъявил ему автограф.

И тут же с головой погрузился в банкетную суету. Обсуждал журналы, принимал поздравления с дебютом, беседовал с Эвой о разнице и схожести русского и польского, мирился с Горчевым, которого незаслуженно ругал в сети, а теперь очень раскаиваюсь, предлагал кому-то бежать на залив купаться, а сам убегал в другой конец зала...

И вдруг обнаружил, что книжки со мной нет. Сначала я не понял. Такого не могло быть! Я обошел три раза зал, внимательно заглядывая под каждый столик и трогая пальцем каждый стул... Бесценный автограф спиздили. Я был совершенно справедливо наказан — за дурь и инфантилизм. Я все понял. Получил просветление. И радостно побежал купаться в заливе.

И лишь вернувшись в Москву, внимательно разбирая сумку, я получил второе просветление. Когда обнаружил самый настоящий автограф Стругацкого. На дипломе "Премия Интерпресскон за лучшую дебютную книгу"...