Леонид Каганов: дневник

— Ничего не понимаете! — сказал Изя. — Вы же тут все — кретины. Уничтожать надо бумаги, написанные умными людьми!.. Вот пожалуйста — умный человек! — провозгласил он, потрясая листочком.

A.Young:

И ведь очень многие ездили по заграницам, но совершенно не интересовались, как там всё устроено, как живут люди.
Только жрать-гулять-магазины, успеть за неделю как можно больше. Всё через очки хамского жлобства и чванства, «они нам должны, я ещё пожалуюсь на плохой сервис».

Я вот в Италии долго пробыл на учёбе, страна НАТО, американские базы. Прекрасно живут люди, жалуются на скуку предопределённости, что детям после учёбы надо дом покупать, вот геморрой-то, а хочется кутить и путешествовать, ну ладно, года три придётся копить на дом, блеать. При этом всё равно путешествовать, но скромно. Я тогда в 2000-м думал «мне бы ваши заёбы, куда пойти сегодня ужинать и т.п.»

Студенты на фабрике получали примерно по тысяче евро на практике, работа — под силу паралитику, неспешно, безопасность прежде всего, 10 гаек закрутил — обед (за счёт фирмы) два часа, ещё 10 завернул не спеша — больше нельзя, охрана труда. Руками тяжести поднимать запрещено, вызывай подъёмник, пусть перевернёт деталь в удобное положение. Это не потому, что профсоюзы и драконовские правила (они тоже есть, но решают иные задачи), а потому что работник не хрен с горы, которого надо гнобить и гонять, а свой, ты с ним в отношениях, близких к родству, он же ходит на _твою_ фабрику работать каждый день, как в твой дом, помогать, трудиться.

И самое главное — атмосфера уважения и доброжелательности. Я шёл в гостиницу ночью с электрички сквозь толпу панков (они типа собрались хулиганить после матча на площади, человек триста) — расступались и здоровались. Расступались и здоровались, Карл!

В любом трактире незнакомое лицо — гость, ему особое внимание, а местные там вечером собираются, чтобы пообщаться, и дома готовить лень, столы для детворы, столы пенсионеров («президенто педерасто!»), все соседи, все друг друга знают и хозяин чей-то родственник и дети его пиццу с лопаты роняют — все смеются и аплодируют, они вот так живут в этом городке, вместе живут.

Ты идёшь не в магазин, ты идёшь в магазин своего знакомого. Ты идёшь стричься не в парикмахерскую, ты идёшь стричься к другому соседу, у вас дети учились в одной школе и так весь город или район. Тебя не наебут с весами, если это не цыгане или эфиопы на рынке, наебать с весами это ж позор на всю округу. Вот там очень хорошо понимают слово Родина, без сакрального пафоса, оно там повседневное слово.

Родина — это вот это всё, каждый день на каждой улице, Родина, это уют в социуме, хорошие отношения и со своими, и с чужими, приятная жизнь, на чужбине она тоже есть, но там же всё с нуля, надо же вникать, знакомиться, разбираться, не позориться.

Всё, что я расписал, называется «горизонтальные связи», модель общения на равных. У нас насаждаются вертикальные связи, причём, в отличие от иерархии восточного толка (уважение вверх, забота вниз), наши вертикальные связи это бог-патриарх, президент-парламент, начальник-холоп, вертухай-зек, зек-опущенный зек. Связи не самообразующиеся, они копируются из государства в быт. «У нас так принято», и всё такое. Человек впитывает, человек к собственному ребёнку начинает относиться, как начальник-мудак, вздёргивая и осекая, хороший ребёнок — послушный, я кому сказал(а), сволочь, подонок, а ну делай что говорят, скотина. Когда умру, тогда и вякай, любимый. Норма? Норма.

Горизонтальных связей не существует, равные винтики — не твоё дело, они не твои друзья, они не твои рабы, вами руководят только сверху, игнорируя ваши взаимные отношения, кроме бюрократических условностей родства. Дальше, чем близкое родство, государство демонстративно не видит, соседи вам никто, друзья вам никто, коллеги вам никто. В лучшем случае — конкуренты за место, а по умолчанию раздражающий контингент или даже враждебный.
Наверху — начальник подлец и сука, внизу — быдло и корм для предприимчивых, слабаки. Наследие совка, хуле.

Как результат, наше общество напоминает крупу, где ты — крупинка, прославляющая справедливое равенство, но не взаимодействуешь, тебе это незачем. Более того, крупу регулярно встряхивают, разнимают на курящих и некурящих, сторонников шлагбаумов и противников, прививочников и антипрививочников, и после заряда взаимной неприязни смешивают воедино — вот теперь давай взаимодействуй с неустановленным кругом лиц, которые искренне и безадресно считают «таких как ты» гнидой.

То есть конструктивное взаимодействие поощряется только наверх и вниз — услужи и нагибай, ты же этого достоин, просто не будь пассивным, отлизывай и пинай энергичнее и всё будет хорошо, добивайся.
И это страшно.

Что касается z-патриотов, то не стоит удивляться количеству индивидуально обработанных крупинок, они псевдо-единство, которое друг друга не поддерживает, просто существует в иллюзии, что их где-то в целом довольно много. Это не сообщество, это статистическое подмножество. Одного хомячка очень просто натаскать, у него нет опоры на окружение, он не будет себя сравнивать с остальными, они не авторитет, а начальник если не всегда прав, то всё равно нужно подчиниться его воле и учесть его мнение, у нас же так принято. Но для такого хомячка-патриота другой хомячок-патриот не важен и не нужен, он чужой, убили на войне, да и хер с ним, нас всё равно много и мы такие великие, что дышать от гордости некогда.

— Кто это пишет? — Он посмотрел на обороте. — А, ну еще бы!.. В огонь, в огонь! — он скомкал листок и швырнул в камин.