Леонид Каганов: дневник

И Бука думал со скукой:
«Чего он так смотрит — букой?»
А Бяка думал: «Однако,
Какой он ужасный бяка...»

Каждый проезд в лифте
сокращает ваш жизненный путь на много ступеней!

Снял пробу врач и командир полка.
Бушуют щи, гремит бачков железо,
И затекла узластая рука
Вспотевшего до нитки хлебореза.
Дыханьем кухни зимний день согрет.
Взметнулся крик: — Готовься на обед!
На лестнице штабной у часовых
От запахов тугие скулы сводит.
Под хряск сапог с занятий полевых
В мощёный двор за песней песня входит.
Но времени для перекура нет.
Гремят казармы: — Стройся на обед!
Столы клеёнкой свежею горят,
В котлах лужёных теплятся томаты.
Без шапок полк. Застыл за рядом ряд
В безмолвном ожидании команды.
Но нетерпенья натянулась нить
И кончено: — К обеду приступить!
И поднимают крышки. В медном звоне
Тяжелый пар клубится по полам.
Обед настал в далеком гарнизоне,
И день переломился пополам.

Мой дядя в двадцать пятом
Командовал полком.
Он был крутым солдатом,
Прямым большевиком.

И, от природы добрый
И вовсе не герой,
Питался чаем с воблой,
Жил в комнате сырой.

Он полной мерой мерил
Поступки и слова.
Он свято в дело верил,
Как верят в дважды два.

Сказал он зло и чётко
Однажды в Новый год,
Что здесь преступна водка,
Коль голоден народ.

Он пробегал сурово
С утра столбцы газет, —
Пожара мирового
Всё что-то нет и нет.

Он вечно жил, готовясь
К тому, что впереди,
Торжественная совесть
Жила в его груди.

...Высокий шлем, и шрама
Над бровью полоса...
Он смотрит зло и прямо
С портрета мне в глаза.

Все другие гораздо тупее,
Нет такого чтоб равен был мне.
Лишь один себе равен в толпе я.
Лишь один. Да и то не вполне.

Спит агентство «Рейтер», спит агентство ТАСС.
Молодой криэйтер чистит унитаз.
Унитаз отважно, не жалея сил,
Разный хлам бумажный сквозь себя носил.
Символом утопии и служебных тайн
Мокли ксерокопии, верстка и дизайн,
Логотипы, слоганы, ватман и гуашь,
Золотые локоны местных секретарш.
Письма и концепции — все неслось туда:
Средства контрацепции, мусор и еда,
Творческие муки принтерных листов,
Выпавшие штуки стульев и столов,
Факсы и заказы деловых людей,
Строгие приказы боссов и властей...
Но числом поболее остальных бумаг,
Выстраданный болью мозговых атак,
Боссом забракованный, набивался в слив —
Мятый и спрессованный ценный креатив.
Взявши зонтик чей-то в этот ранний час,
Молодой криэйтер чистит унитаз.
Уползать не хочет креатив туда —
Водосток клокочет, булькает вода.
Уж трамваи первые вдалеке слышны.
Не горят шедевры, но тонуть должны!
Arial и Roman... Bolder и Coursive...
Вот и зонтик сломан...
Что ж ты, креатив?..

В сверхсекретном институте для разведки и войны
Невидимки-суперлюди были изобретены.
Невидимка в штабе НАТО, всем дающий пендаля —
Это было то что надо генералам из Кремля.
Но случилась перестройка и взорвался натрий хлор.
Инкубаторную стойку отнесли на задний двор.
Там под действием рентгенов, децибелов и дождей
Колбу семь пробил коленом человек, рожденный в ней.
Крах Советского Союза подорвал его мораль.
Незаметный как медуза он ушел куда-то вдаль.
И с тех пор в газеты пишут сотни удивленных дам,
Чувство секса ощутивших в людном месте тут и там.
И тревожит наше сердце феномен последних лет —
Появление младенцев, мутноватых на просвет.
Господи! Вздымаем руки, о прощении моля
За преступные науки и агрессию Кремля!
Слишком тяжела расплата... Больно за судьбу детей...
Но больней всего что НАТО Не дождалось пендалей!!!!!!

Клозет закрыт — внутри жена.
И ей чужда твоя поспешность —
Она помадой красит внешность
И педикюр кладёт она.

Мой друг, есть два вселенских зла,
Которым нету оправданья:
Неразделённое страданье
И нераздельность санузла.