Леонид Каганов: дневник

Удивительно, когда случайно наткнулся в сети на скудный некролог и задумался: Николай Штромило, Штромило, где я мог слышать эту фамилию, что-то смутно знакомое? Начал гуглить в сети, и нашел. Оказывается, это один из моих любимых поэтов. Некоторые его стихи я до сих пор помню наизусть, а вот фамилию за тридцать лет забыл. Я не был с ним знаком, но в девяностых годах Женя Шабанов ака Дух просвещал в FIDO народ ОВЕС.РАСТЕТ, публикуя подборки разных интересных поэтов и бардов. И больше всего мне полюбился именно Николай Штромило, на его стихах я пытался учиться работать со словом и образами. Представлялся он мне загадочным старцем-отшельником, который поселился в запредельной глуши чтобы быть ближе к глубинному народу, наверняка пьет, и пишет оттуда мудрые и гениальные стихи. Теперь понимаю, что было ему в те годы всего-то 30 лет.

Поэт и бард Николай Штромило родился 6 мая 1964 года в Камчатской области, а жил большей частью в крошечном поселке Лесосибирск — 300 км от Красноярска. При этом он окончил в Москве Литинститут на семинаре Евгения Рейна, участвовал во множестве фестивалей и получал призы за свои песни, были публикации в крупнейших литературных журналах, выходили свои книги, он состоял в Союзе писателей и даже гастролировал по США в 2002. Но жил все равно в глухих городках и, говорят, последние 15 лет без квартиры, без друзей и родных, в неврологическом интернате. При этом он даже был в сети — я с удивлением наткнулся на его фейсбук — это явно он, его имя и биография, его складка между бровей, его поздние поэмы, где несомненна рука большого мастера. Но и в Фейсбуке у него не было ни читателей, ни друзей, ни комментариев, ни даже некролога и соболезнований. И Википедии у него тоже почему-то нет. Давайте же ему хоть страничку в Википедии сделаем, кто умеет? А стихи его говорят сами за себя, вот, например, мои любимые:

(c) автор — Николай Штромило

Разрешилось — легким белым ливнем палисадник весь заволокло, в нем чуть слышно мамонт мокрым бивнем пробует оконное стекло. Не шали, лохматый мой, хотя бы в эту ночь негреющих костров. Видишь ли, с каких-то пор октябрь — месяц постоянных катастроф. Конусом мерцающим искрятся, мечутся предвестники зимы, будто бы описывая вкратце гулкие грядущие шумы. И при том недюжинном стараньи внешнего мятежного огня, в доме напрочь вымерло дыханье некогда остывшего меня.

* * *

А завтра снова занесет поселок, бор и поворот, и лишь подъезды — как отметки островов. Пока в краю покатых крыш тебя не вычислят, малыш, не оставляй меня под стражей одного. Камин притих, дворец уснул, ворчит в тулупах караул, последний всадник до локтей оледенел; он был в плену, он был в Крыму, так ты прислушайся к нему, не оставляй его со мной наедине. Кроша паркет алмазом шпор, неотвратимый, как топор, мой черный ангел направляется сюда, что за покои — без икон? Хоть ты, пришедший босиком, не оставляй меня без Бога и Суда. ...Застыла клетка какаду. В сухом предутреннем бреду с огарком шаркает жилец по этажам. Прожилки белого белей. Весь мир трещит, а из щелей все тянет холодом — и зябнут сторожа.

* * *

Северный порт. Прорванный март. Ночь в глыбах глубин — торсом торос крут. Дремлют тела школ, кабаков, почт. Тропы трещат. Сжалась в столбе ртуть. Пьяный фонарь шарит стопой. Брось! Пляской калек ввек не догнать лес. Это судьба — враз, или так — врозь. Дерево! здесь — занавес всех пьес. Ветер как вальс — вздох, поцелуй, плач. Пары кружат. Я их ловлю ртом. Полог пронзен иглами двух мачт. Щелкнет замок — здравствуй, беглец-дом. Тот же палас, красный кувшин, пес — грозен клыком. Что не признал, плут? Вспомни ладонь, не разводи мост! Часто ль прошу — выручи, брат Брут. ...надцатый круг. Почта. Кабак. Столб. Так и стоим, два алкаша — вдрызг. Город гордынь, желтых литых колб, в чью это честь лютый салют брызг? Поиск тепла — вечный вопрос трасс. Все адреса: шпик, прокурор, суд. Значит, на лбу — врозь, или так — враз. Право, ступай, двигай фонарь. Зюйд.

* * *

Непреодолимо, неустанно я давно из комнаты влеком Вашими анапестами, Анна, Вашим, Осип, вырванным звонком. В поисках утерянного стыка, повинуясь магии звонка, я зову в попутчики калмыка, я седлаю крепкого конька. И звезда ведет меня, хранима, как последний утренний каприз, Вашими молитвами, Марина, Вашими болезнями, Борис.

* * *

Ни слов, ни сожаленья никакого. Нам просто померещилось — вдвоём. Прощай, прощай, глухое Маклаково, убежище случайное моё. Покой вам, поселенцы и расстриги, торговые и пьяницы, и вы — и вы, мои потрепанные книги, страницы неудавшейся главы. Нечаянная родина! трамваю пора давать побудку, ей же ей! Вот карты — если хочешь, угадаю: шестёрка пик. И женщина при ней. На воздухе по-зимнему роскошно: дома, дымы — хрусталь и вензеля. Нам врозь нельзя. И вместе — невозможно. Ты это понимаешь без меня. Мостки твои — я вижу их повсюду — и красным куст, и трубы в серебре. Когда-нибудь короткую простуду пришли напоминаньем о себе.

(c) автор — Николай Штромило