Леонид Каганов: дневник

Деревня Лемат под Ханоем занимается разведением пищевых кобр. По крайней мере, так говорят туристам. В специальном ресторанчике вам покажут настойки на кобрах и шершнях:

Я, честно говоря, рассчитывал посмотреть гадюшник, а может даже покормить зверьков сухариками через сеточку. Но мадам Ту объяснила, что смотреть, как разводят кобр, никак нельзя — это запрещает Гринпис. Да-да, именно Гринпис. Поэтому как живут кобры, увидеть нельзя. А вот как умирают — запросто. Вот так их режут под объективами любопытных туристов, смотрите на здоровье.

Слабонервным лучше не смотреть.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вот помощник повара приносит мешок с коброй и выпускает ее:

Затем он ее быстро, но цепко хватает за горло, а помощник помощника держит хвост:

Надрезает туловище и льет кровь в приготовленную бутылочку с водкой:

Надрезает в другом месте и вырезает желчный пузырь, выливает желчь во вторую бытылку с водкой:

И, наконец, вырезает сердце и бросает в рюмку — оно там продолжает биться. А кобра продолжает биться здесь, и ее уносят на кухню. Сердце предлагается проглотить смельчаку, запивая водкой. Говорят, оно будет еще некоторе время продолжать биться в желудке. По служебной необходимости я было уже собрался это сделать, но на помощь подоспела Настя, которая с самого утра чувствовала себя неважно и желала опохмелиться. Настя и совершила этот подвиг во имя журналистики.

Из кобры готовят больше десятка разных блюд. Чипсы из кожи, котлетки, жаренные кости...

---

Вот и все. В заключение остается сказать о патологической жадности вьетнамцев, когда дело касается туристов. Разумеется, ресторанчик чисто туристический, и кобр здесь просто нет — разводят их не здесь, здесь лишь устраивают шоу, и Гринпис тут ни при чем. Как правило, у цивилизованных людей жадность начинается с объявления ненормальной цены, и заканчивается вместе с окончанием торгов. Если повезет — жадность приводит к получению ненормальных денег. У вьетнамцев все не так. Процесс жадности не ограничивается объявлением цены, алчность не исчезает после того, как прокупатель и продавец пришли к соглашению о сделке. Жадность продолжается и по окончании торгов, и вообще столько, сколько это возможно. Жадность не заканчивается даже с уходом покупателя (с товаром или без), потому можно продолжать и дальше — например, кинуться вслед с просьбой все-таки купить или все-таки добавить денег.

Ситуация: официанты туристам предлагают кошелек из кожи кобры. Просим нашего гида спросить, сколько стоит. Объясняет: 20$. Смотрим на кошельке ценник — 10$. Видно, сувенирчик тоже приехал в ресторан из другого места обитания. Спрашиваем, так 10 или 20? Нам объясняют, что ценник старый, и цена действительно ровно 30$, не больше и не меньше. Стоп, какие 30, минуту назад было 20! Извините, именно 30, вы ослышались. Ладно, для России цена все равно нормальная, и наши ребята берут этот злосчастный кошелек. Протягивают сотню официанту. Официант доволен. Извините, а сдача? Ах, да, сдача: вот вам 30$, пожалуйста. Ало! Какие 30? Сто минус тридцать, что подсчитать трудно? Ах да, действительно, вот вам еще 20$, нормально? Так продолжается долго. Шоу, помощь нашего гида, вызов директора ресторана... С большой неохотой, после долгих уговоров директор ресторана дает сдачу в полном объеме.

То же самое рассказывает Ваня, который ехал на вьетнамском такси. Договорившись вначале о цене в 40,000 местных донгов, он дал бумажку в 100,000 по окончании поездки. Сдачу ему пришлось вытягивать буквально по капле, после каждой маленькой бумажки объясняя, что это пока еще не сдача. В конце концов, разозлившись, Ваня запустил руку в кошелек водителя и отсчитал положенные 60,000 донгов самостоятельно.

Другой пример. Я гулял по вечерней улице, когда мое внимание настойчиво привлекли бабки возле странного вида железной станины типа маленького прокатного станка. Как только я остановился, они бросились к станине и стали, толкаясь и крича, торопливо (пока я не ушел) плющить в механизме стебли сахарного тростника, затем вынули из недр стакан сока, торопливо накидали льда и, успокоившись, довольные, протянули мне. Этот прикол я знаю, поэтому аккуратно спросил, сколько с меня причитается за услугу. Но тетки лишь радостно замахали руками, протягивая стакан. Пить мне это не очень хотелось, но я вынул из кошелька бумажку в 10,000 донгов и спросил, достаточно ли? Тетки стали сурово мотать головами, хотя этот червонец (примерно 20 рублей) по местным ценам за стаканчик малосанитарного уличного самодела из подручного сырья — более чем приемлем. Тут одна из теток запустила руку прямо в мой кошелек и выудила бумажку в 100,000 (это уже рублей 150-200), и стала заискивающе спрашивать «окей? окей?». Я попытался отобрать бумажку, но тетка вцепилась в нее и отпускать не хотела, и все продолжала твердить с угасающей надеждой «окей, окей?». Пришлось решительно отобрать купюру и уйти, оставив их с невпаренным стаканом и чувством несбывшихся надежд. Еще долго они бежали за мной и кричали в спину «окей, мистер, берите за 10, берите за 10!»

Так вот, возвращаясь к змеиному ресторану, чтобы закрыть тему. Обед на группу заказан и оплачен. На стол выставлены блюда и напитки — всякие там бутылочки со змеиными настойками. Мы спрашиваем, бутылочки можно забрать? Гид общается с официантом, подтверждает: конечно можно, за все уплочено. Через минуту официант приходит и говорит: нет, забирать бутылочки нельзя, только за деньги. Сколько денег? 5 тысяч донга за бутылочку. Деньги небольшие (16000=1$), мы лезем в карманы, официант видит нашу готовность платить и торопливо добавляет: нет, я имею в виду 50 тысяч! Да-да, именно 50, а не 5, вам послышалось! Разумеется, в ответ ему послышалось «пошел на хуй», и бутылочки тут же бесследно и бесплатно исчезли в туристических карманах и рюкзаках. А по-хорошему надо было еще и вилку спиздить. Но мы ж, бля, интеллигенция, журналисты, такого себе не позволяем.