Леонид Каганов: дневник

Представьте себе 2016 год. Прошло два года с тех пор, как диверсанты из российского ГРУ под командованием Гиркина провезли на территорию Украины грузовики с оружием и начали самозахват административных зданий, разжигая гражданскую войну, которая сама не собиралась разжигаться. Два года, как на Донбассе идут бои, часть украинских городов и сел захвачена под российское управление. Два года, как отжат Крым.

А мы с друзьями в очередной раз путешествуем по Украине — навещаем знакомых, смотрим достопримечательности, лето, красота. Путешествуем на своей машине через Киев, Иванков, Дитятки в сторону белорусской границы. Говорим по-русски. Да и все вокруг нас говорят по-русски. Машина с московскими номерами. И очень пафосная — дорогая понтовая «Ауди» с заниженным днищем и очень низкопрофильной резиной. «Джип купил масквич бохатый шобы ездить за зарплатой»(с) Не то, чтоб такую машину выбрал себе мой друг, просто так получилось: у него психоделические отношения с работодателем — тот ему два года не платил зарплату, а потом благородным жестом подарил свою машину. Короче, мы едем по Украине и решительно нигде не встречаем русофобии.

Финальный этап нашего маршрута частично проходит по чернобыльской Зоне Отчуждения — единственная дорога делает туда небольшую петлю. Это не та часть Зоны, куда нужны специальные пропуска, проезд там свободный, но мы знаем, что там будет военизированный блокпост, где машины останавливают и проверяют документы.

Поздний вечер, почти ночь. Темнота. Далекое военизированное КПП на глухой шоссейке. На КПП трое дежурных. Один старший — большой и важный, и с ними два молодых солдата-срочника откуда-то с Западной Украины, которые не говорят по-русски. Старший останавливает нашу понтовую «Ауди» с московскими номерами и начинается русофобия. Ну, как русофобия... Он ворчит. Мол, кто вы такие, москвичи, зачем приехали, где въезжали на территорию Украины. Мы отвечаем, что въезжали на погранпункте «Три сестры». Это такой известный пункт, где сходятся границы России, Украины и Белоруссии и стоит стела советских времен из трех бетонных столбов, символизирующая вечное братство трех республик. «Россия нам не сестра!» — строго парирует начальник и продолжает докапываться, мол, чего вы тут забыли, россияне, на хрена вы к нам ездите на своих понтовых машинах, если вы нас ненавидите. Объясняем, что мы не из тех москвичей, которые ненавидят Украину, мы любим Украину, и именно поэтому мы здесь. На это ему возразить нечего. Поворчав, проверяющий поднимает шлагбаум и пропускает наш автомобиль.

Весело обсуждая встречу с единственными русофобами, мы радостно набираем скорость, проносимся по лесу километров пять, торопясь успеть пройти белорусскую границу, и... вдруг влетаем в большую дорожную яму. «Ауди» пробивает сразу два передних колеса и ехать дальше не может. Ночь. Темнота. Дикий лес. Пустая полузаброшенная дорога и ни одной машины. И что нам делать?

Ну, мы идем пешком обратно на КПП за помощью. А куда еще? Начальник встречает нас хмуро, выслушивает неохотно и резонно отвечает, что здесь военизированная застава Зоны Отчуждения, а не автосервис, колес для «Ауди» тут не бывает, шиномонтажа тоже нету, ремонтировать вашу машину нечем и некому, так что покиньте объект и разбирайтесь со своими проблемами самостоятельно.

Но разговор слышит один из молодых срочников — Слава. И Слава вызывается нам помочь. Начальник недовольно вздыхает, морщится, но подчиненному не препятствует — отпускает его. У Славы на заставе свой микрофургон — Пежо Эксперт 2007 года, и у него есть идея, что его запаска может подойти. Он сажает нас в фургон, довозит до нашей машины, но колеса не подходят. Но Слава так просто не сдается. Но просит нас переночевать здесь, а на рассвете он приедет снова.

Утром Слава опять отпрашивается у начальства чтобы нам помочь. Он грузит наши пробитые колеса и везет нас в ближайший город — Иванков (ныне разбомблен и оккупирован российскими войсками, связи с ним нет). Это часа два, километров 150 наверно. В Иванкове он колесит по улицам от автосервиса к автосервису, и среди немногих работающих в выходные мастерских находит нам ту, где — о, чудо — обнаруживается старая резина именно этой редкой модели, которую нам ставят по какой-то минимальной цене.

Слава везет нас обратно. Он практически не говорит по-русски — в поселке, откуда он родом, не говорят по-русски. Мы его понимаем с трудом, но понимаем. И он нас так же. Он рассказывает про свою семью, про родное село, про себя, про свой любимый микроавтобус, говорит, что после армии хочет поступать на юридический, после армии проще, у него здесь учебники, он готовится. Денег с нас Слава брать категорически отказывается — людям надо помогать, он просто помог. Разве что позволяет заправить до полного бака свой фургон, изрядно потративший топливо.

Мы ставим новые колеса, прощаемся со Славой и едем дальше через Белоруссию в Россию. Слава возвращается на заставу — его начальник хмурится, Слава вместо службы снова весь день ездил с какими-то дурацкими москвичами.

Шел 2016 год. Оставалось 6 лет до нападения России на Украину. Мы не обменялись контактами и не знаем, как сложилась его судьба. У меня осталась только фотка его фургона, но даже ее я опубликовать не могу — там номер, кто знает, не повредит ли ему. Как он закончил свою службу? Удалось ли поступить на юридический? Где он сейчас? В батальоне терробороны защищает дом родителей в родном селе? Или мерзнет в окопах армии ВСУ, сдерживая российские танки, рвущиеся к Киеву? Где сейчас его ворчун-начальник, кадровый военный на территориях, которые первыми приняли необъявленный удар российских войск со стороны Белоруссии? Жив ли? В плену ли?

У меня много близких друзей в Украине, знакомых, читателей, родственников. Весь этот месяц я думаю о них каждый день. Но почему-то особенно часто вспоминаю этого почти неизвестного мне Славу.
Слава, прости нас.
Мы москвичи из страны-чудовища. Твой начальник был прав, Россия вам не сестра, да и Белоруссия тоже.
Мы ничем не смогли отблагодарить тебя за то добро, что ты для нас сделал.
Прости нас, если сможешь.